 |
На вопросы «Родины» отвечает президент Российской академии образования, вице-президент Комиссии ЮНЕСКО по вопросам образования женщин, вице-президент Российского Союза ректоров, президент МАПРЯЛ, доктор филологических наук, профессор, Президент СПбГУ и ректор СПбГУ в 1994–2008 годах Людмила Вербицкая
— Людмила Алексеевна, как бы Вы в целом определили характер реформирования академического и образовательного мира России?
— Практически любая реформа, как известно, цель имеет благородную: улучшить положение в какой-либо области. Насколько это получается, зависит уже от тех, кто проводит преобразования в жизнь. Но, если говорить о нынешних трансформациях в системе российских академий — то это вряд ли можно назвать реформами. Предпринимаются определённые меры, вызванные к жизни назревшей необходимостью изменения ситуации. Потребность критически пересмотреть условия деятельности академий и государственную политику в их отношении существовала уже очень давно. Ещё в 2002 году у В. В. Путина была идея проанализировать, как работает Академия наук.
При всём уважении к труду учёных — академиков, членов-корреспондентов — необходимо отдавать себе отчёт в том, что стран, в которых существуют подобные учреждения или организации — очень и очень немного.
Что же касается процессов, идущих в области основного и высшего образования в последние 20–25 лет, — можно ли связать их в единое целое? Думаю, весьма проблематично. Давайте посмотрим, что наиболее существенного произошло на различных уровнях. Появилось и активно развивается негосударственное высшее образование. Это — тоже естественное явление, обусловленное трансформациями нашего общества, развитием рыночной экономики.
Присоединение России к Болонскому процессу также адекватно задачам времени. Замечательно, что мы всё же сумели, несмотря на определённое противодействие, подключиться к этой системе.
Я входила в российскую делегацию во главе с В. М. Филипповым, направлявшуюся на заседание совета министров стран, подписавших Болонскую декларацию. Там как раз должна была решиться судьба России — откроют ли нам двери в этот клуб или нет. Владимир Владимирович Путин тогда сказал нам: не возвращайтесь, если вас не примут!.. Проблема была в том, что для того, чтобы заблокировать вхождение России в Болонский процесс, было достаточно одного голоса.
Мы знали, что против нас настроены министры образования Голландии и Эстонии. Общались с ними, стараясь выяснить, в чём причина их недоброжелательного отношения. Кстати, выяснилось, что нидерландский министр знает, какие прекрасные специалисты по голландскому языку выходят из стен Санкт-Петербургского университета… В итоге все возражения были сняты, и нас приняли. Вхождение в Болонский процесс — дело прекрасное; ведь мы же живём в системном, открытом мире. Сегодня мои студенты имеют возможность, пройдя стажировку в иных странах, вновь продолжить обучение у нас, ничего не пересдавая. А приезжающие к нам из-за рубежа ребята так же легко включаются в учёбу — ведь университетские программы легко совместимы.
Ещё одно часто обсуждаемое нововведение — Единый госэкзамен. Я была, наверное, единственным представителем ректорского сообщества России, который боролся за ЕГЭ. И сегодня убеждена в своевременности его введения. Ведь без ЕГЭ в вузы Москвы и Петербурга имели возможность поступить в основном дети, учившиеся в столицах. А сегодня на филфаке нашего университета 73 % иногородних, а в среднем по университету — 63 %, и это замечательно.
Это не значит, что с ЕГЭ всё обстоит идеально. Многие отмечают, что в программе экзамена вообще недостаточное внимание уделяется русскому языку и литературе. Конечно, не хватает устного общения. Считаю, что неплохо бы вместо эссе вернуть в практику экзамена полновесное школьное сочинение.
Так что все трансформации — при том, что они происходили и происходят в разных областях образования и имеют различную сущность — обусловлены реальными насущными задачами времени.
istrodina.com, 1 марта 2014